Давид Тухманов

НАЧАЛО

С чего же все начиналось?

Может быть, с песен, которые любил петь его отец, человек музыкальный, с красивым, от природы хорошо поставленным голосом? Или с впечатлений от фортепианной игры матери - профессионального музыканта?

А может, все начиналось с черного бумажного репродуктора? Он трещал и хрипел, Левитан читал сводки Совинформбюро, и еще было много музыки. Первой песней, которая отчетливо запечатлелась в сознании будущего композитора, стали "Дороги" Анатолия Новикова. Были и другие прекрасные мелодии того, теперь уже столь далекого от нас времени.

Потом - музыкальная школа имени Гнесиных и, через десять лет, - Гнесинский институт. Д. Тухманов занимался в классе композиции Фабия Витачека и позже - Александра Чугаева.

- В те годы я страдал одним ярко выраженным хроническим недостатком. Обладая приличными общемузыкальными способностями, владея в достаточной степени гармонией и формой, я не умел находить, что называется, отправной точки. Меня тормозила как бы сама абстрактность инструментальной музыки, а в голове возникали сотни мелодических комбинаций, мне уже была знакома масса приемов, но у меня часто не было какого-то стержня, и отсутствовала конечная цель. Таким образом, после многочасовых занятий, перебрав множество возможных решений, я так и не находил в себе сил остановиться на чем-то определенном.

Спасение пришло не сразу. Им оказалась вокальная музыка: стихи сразу давали основу, от которой легко было отталкиваться...

Молодой автор писал все, что полагалось по институтской учебной программе: инструментальные вариации, сонаты, квартеты. Но по-настоящему свободен он был лишь в области вокальных жанров. Закончил курс кантатой для солистов, хора и оркестра, написанной на текст поэмы Александра Твардовского "За далью - даль". Любопытно, что в кантате впервые стали проявляться интонации, связанные с советской песенностью. Сами стихи Твардовского как бы подсказывали такое решение.

- Было и еще одно увлечение - джаз. Особенно нравились большие оркестры, причем самым любимым был биг-бэнд Дюка Эллингтона. Меня, воспитанного на традициях русской классики XIX века, на Чайковском, Рахманинове, Скрябине, джаз захватил как-то неожиданно. Я раздобыл пластинки и магнитофонные пленки, слушал джазовые передачи по радио, пытался исполнять джаз на рояле. Любопытно, что играл я совсем не по-фортепианному, это было скорее переложением звучания большого оркестра на фортепианную клавиатуру. Пытался также играть "под Гарнера", но, в конце концов, выяснилось, что, для того чтобы реализовать мои мысли, которые рождаются в импровизации, мне недоставало фортепианной техники. Я понял, что не справляюсь с импровизацией: в голове появились идеи, но, для того чтобы мгновенно и безукоризненно перевести их "в пальцы", не хватало пороху. В те годы я играл с такими же, как и я сам, любителями джаза - студентами Гнесинского института, мы приносили в класс контрабас, ударные и музицировали до изнеможения...

Весной 1963 года Тухманов закончил институт. В его дипломе было написано "Композитор". Но композитором ему, в сущности, только предстояло стать.

АРАНЖИРОВКА

Несколько лет, последовавших за окончанием Гнесинского института, промелькнули пестрой чередой. Мы видим Тухманова в самых разных амплуа: то в качестве эстрадного пианиста, то на посту музыкального руководителя Московской студии эстрадного искусства, то музыкантом оркестра ансамбля песни и пляски МВО (в 1964 году он был призван в ряды Советской Армии). В студии познакомился с поэтом Михаилом Ножкиным, с которым вскоре стал писать песни. Их пели случайные певцы и певицы - в концертах и по радио, проходили они в основном незамеченными. Большинство тухмановских мелодий той поры были эстрадно-танцевальными - он любил живую, веселую, ритмичную музыку.

Год работы в армейском оркестре оказался для Тухманова чрезвычайно важным. Раньше он занимался инструментовкой преимущественно на бумаге, это была теория без практического подтверждения. И вдруг в его руках оказался оркестр (по составу - малый симфонический). Правда, в оркестре отсутствовали некоторые инструменты, и Тухманову пришлось проявить немалую изобретательность для того, чтобы обойтись без них. В общем, практика эта оказалась совершенно бесценной; уже через год-два Тухманов становится одним из лучших советских аранжировщиков; оркеструет не только свое, но и песни других авторов. Многие из этих партитур были написаны для музыкального отдела молодежной редакции Всесоюзного радио - радиостанции "Юность". Тухманов оркестровал все подряд - и "китов", и молодых авторов, в том числе песни самодеятельных "гитарных композиторов" - бардов. В этом случае у Тухманова не было даже нот - клавир заменяла магнитофонная пленка.

- Работал с увлечением, потому что на основе гитарного аккомпанемента пришлось придумывать всю оркестровую фактуру. Вероятно, мое решение было довольно спорным; сейчас я вижу, что грешил тогда недостатком многих молодых инструментовщиков - стремлением к ненужному украшательству, лишним контрапунктам, вставкам и другим деталям, без которых можно и даже нужно было обходиться. А вот мне самому как композитору работа с песнями Булата Окуджавы и других бардов дала многое, в частности, приблизила к пониманию таких явлений, как достоверность авторского прочтения, непосредственность и теплота интонации, артистизм, виртуозная подача слова в песне и т.д. Это было общение с живым песенным материалом, порою сырым, неотесанным, не обремененным никакими академическими правилами или ограничениями.

Так постепенно созревал основной принцип Тухманова-аранжировщика.

- Я не различаю процесс сочинения от процесса оркестровки. Основные музыкальные идеи приходят мне в голову уже в каком-то, пусть условном, звуковом наряде. Я не понимаю, как это можно написать клавир, а потом, уже как бы на втором этапе работы, заниматься аранжировкой. Если на деле оно так и происходит, то есть сначала сочиняется клавир, а потом пишется оркестровая партитура, то это не значит, что я начал заниматься принципиально новой работой. Я просто фиксирую на нотной бумаге, что давно уже слышу внутри себя...

ПЕРВЫЕ ПЛАСТИНКИ, ПЕРВЫЕ ПЕСНИ

В конце 60-х годов появились первые пластинки Тухманова. Песен было много, и были они разными - лирические, "в русском стиле", эстрадные, которые быстро становились шлягерами, звучащими на всех танцплощадках страны; но были песни и более серьезного плана, с интересными, умными стихами. Все это выходило на гибких пластинках и "сорокопятках" различных певцов - Ободзинского, Марии Лукач, Кобзона, Кристалинской и других. В 1968 году вышла, наконец, первая авторская пластинка, на которой были помещены четыре вещи - "Я люблю тебя, Россия" (это одна из первых работ Тухманова, песня была написана еще в 1963 году), "Эти глаза напротив" (шлягер тех лет, песня эта вызвала также немало нареканий, а для Тухманова это был просто уютный, немного сентиментальный вальс и, как обычно, повод блеснуть утонченной оркестровкой), "Не просто быть вдвоем" (песня, в которой у Тухманова стали проявляться черты новой, современной мелодики) и "Шире круг" (ставшая популярной в исполнении квартета "Гайя").

- Большая часть этих песен примыкала к традиционной линии советской песни, продолжая в чем-то направление, связанное, скажем, с именем Аркадия Островского, хотя мне хотелось найти и в композиции, и в аранжировке что-то свое, более свежее. Что? Вероятно, форму наилучшего звучания, причем сразу во всем, комплексно - в звучании голосов, оркестровке, самой звукозаписи. Меня привлекали тогда в основном тенора, они казались мне более экспрессивными, эмоционально напряженными.
В те годы я много работал с Валерием Ободзинским - мне нравилось его использование горлового регистра, его эмоциональная свобода, раскованность.

В 1972 году Тухманов был удостоен премии Московского комсомола за цикл гражданских и патриотических песен, в который вошли "Я люблю тебя, Россия" (слова Михаила Ножкина), "Единство" (слова Владимира Харитонова), "День без выстрела" (слова Михаила Дудина) и "Если я заболею..." (слова Я. Смелякова). Последняя песня имеет маленькую предисторию. Написана она была по просьбе режиссера Б. Равенских для ставившейся тогда в Московском театре имени Пушкина пьесы по мотивам романа Николая Островского "Как закалялась сталь". Равенских предложил текст Смелякова, и Тухманов дал согласие, когда вспомнил, что на этот текст уже существует и довольно широко распространена бардовская песня (ее автором был Юрий Визбор). "Бороться" с уже существующей хорошей песней дело безнадежное, и Тухманов одно время склонен был отказаться от этой работы, но очень уж понравились ему стихи. В конце концов, он решил нарушить неписаный закон - и написал свою песню. Вскоре тухмановская "Если я заболею..." получила один из призов песенного конкурса радиостанции "Юность", а затем и премию Московского комсомола.

Кстати, вспоминая эту премию, думаешь, что к списку песен гражданско-патриотической тематики можно было бы сейчас присоединить целое созвездие новых великолепных мелодий - "Мой адрес - Советский Союз!", "День Победы", "Мы - большая семья", "Родина моя".

Среди эстрадно-танцевальных песен этих же лет стоит отметить такие, как "Гуцулочка" на стихи Острового - своеобразную стилизацию западно-украинских мотивов со скрипичным соло, имитирующим народную импровизацию. "Восточная песня" на слова О. Гаджикасимова (удивительными иногда бывают и ошибки - мелодия эта вышла на пластинке в Польше, как народная!) ... Были и такие песни, как "Разрешите с Вами познакомиться" на слова И. Кохановского, "И не то, чтобы да, и не то, чтобы нет" на слова И. Шаферана, "........." на слова М. Пляцковского. В последней из них Тухманов ........ звучание, характерное для ...... музыки ........ сочетание -......... с двумя аккордеонами.

"КАК ПРЕКРАСЕН МИР".

Над этой пластинкой Тухманов работал очень долго - почти ........

- К моменту начала записи сюиты "Как прекрасен мир", то есть к 1971 году, у меня сложилось новое отношение к моему песенному жанру. Мне показалось, что песня может стать более сложной по диапазону затронутых тем, по музыкальному языку. Не скрою, что большое влияние на эту мою трактовку мира оказал творческий опыт ансамбля "Битлс". По моему мнению, этот ансамбль словно открыл новое измерение песни (я говорю о некоторых новых принципах музыкального мышления).
Первым из них является принцип ансамблевого пения. Это то, что до них было достоянием камерной музыки, принцип мадригала, когда, скажем, от первого лица поется сразу несколькими голосами. Такая музыкальная условность раньше почти полностью исключалась: если люди пели хором, то текст должен был идти как бы от коллектива.
Вторым нововведением "Битлс" оказался отказ от сложных хордовых структур и возвращение к обычно сопоставленным простым созвучиям.
Третьим их открытием была очень своеобразная мелодика (т.е. когда группа не существует, и каждый из музыкантов идет своим путем......., что лучшие песни "Битлс" созданы Маккартни - он-то и был настоящим музыкальным талантом ансамбля). И, наконец, именно "Битлс" сделал преобладающим сюитный принцип "мышление ......".

К этому времени у Тухманова появилось новое отношение и к самому процессу звукозаписи.

-Я понял, что реальное звучание голосов и инструментов и их звучание на пленке - вещи иногда совершенно разные. И что времена, когда звукозапись лишь фиксировала то, что реально звучало в концертном зале или в зале звукозаписи, приближенном по акустике к условиям концертного зала, прошли. Новая звукоаппаратура давала простор для творчества не только звукорежиссеру, но и композитору, и эти возможности необходимо было использовать - ведь это был точно такой же материал для работы, как голоса певцов, звучание скрипок, тромбонов или барабанов. Постепенно (саму аппаратуру нам удалось получить далеко не сразу) я почувствовал, что пишу именно в расчете на звукозапись в студии, на ее условия. Мало того - я увидел, что некоторые мои аранжировки, прекрасно звучащие в студии, в "живых" концертах проигрывают. Я становился "студийным" композитором, а моя музыка приобретала все характерные свойства "дисковой" музыки.

Все эти мысли Тухманова были реализованы в пластинке-сюите "Как прекрасен мир". Пролог цикла - песня "Любовь - дитя планеты" получал зеркальное отражение в эпилоге ("Как прекрасен этот мир"), своеобразном звуковом и текстовом итоге целого, перекликавшемся также с центральной песней цикла "Как прекрасен этот мир". Но основное, что "связывает" пластинку в единое целое - это настроение, какая-то особенная романтическая, приподнятая атмосфера. Каждая песня наступает неожиданно (конечно, эта неожиданность умело срежиссирована автором). Помните, как после мягкой, русской, уютно-домашней "Ты только молчи" - врываются тревожные вступительные аккорды песни "Любимая, спи"? Еще ничего не случилось, еще не прозвучали горькие строчки стихотворения Е. Евтушенко - а нам уже зябко и страшно... И голос певца... Он поет "для спящей", он не должен будить ее - вот почему он использует приглушенный тембр, своеобразный звенящий шепот, лишь в кульминационной точке срываясь на крик, идущий из самой глубины сердца -

Надо обняться,7
Чтоб вниз не сорваться.
А если сорваться,
То только вдвоем ...

И - словно в волшебном фонаре - очередная "картинка", песня "Капитан". Это стилизация, порою откровенно пародийная, стилизация звучаний, свойственных старому свинговому оркестру тридцатых годов, интонаций, закодированных где-то в глубине нашего сознания и идущие от Дунаевского с его "Веселым ветром" и "Песенкой о капитане".

...Eще один поворот ручки волшебного фонаря - и начинается драматическая "Джоконда": повесть о несчастном влюбленном и о великой картине. Стоит отметить мелодическое изобилие песни - в ней объединены четыре различные темы-образа ( и из каждой можно было сделать по самостоятельной песне). Первый мелодически эпизод - герой на улице. Второй нежно-"барочный" - герой входит в картинную галерею. Третий - приближение к картине:

Лишь она не спит, я знаю,
И приду ли, все гадает
Этот странный
Этот нежный взгляд.

И, наконец, четвертый эпизод, для которого отобраны самые сильные оркестровые и вокальные средства, эпизод, где музыка эстрадного плана как бы отступает перед могучей оперной кульминацией -

Джоконда, Мона Лиза!
В ночных туманах этих
Одна Джоконда
На белом свете!

Калейдоскоп контрастно сменяющих одна другую песен продолжает вторая сторона диска, начинающаяся двумя, посвященными миру, природе, любви и красоте - "Днем без выстрела" и песней "Как прекрасен этот мир", выражающими основную мысль пластинки. Но есть еще бурная фантастика "Танцевального часа на солнце" ("... пляшут никель, железо, магний с ускорением в тысячу раз - это танец протуберанцев всей планеты глядит на нас!..."), есть мудрая философия кирсановских строк в песне "Жил-был я":

"Как прекрасен мир" оказался первой примеркой к сюитному построению диска. Четыре года спустя, была записана вторая пластинка-сюита Давида Тухманова.

"ПО ВОЛНЕ МОЕЙ ПАМЯТИ"

В новой работе был использован прежний принцип - цикл без какого-либо определенного сюжетного стержня, объединяемый эмоциональным и философским настроем. Но если пластинка "Как прекрасен мир" создавалась без заранее обдуманного плана - просто появился материал, к которому затем добирались, дописывались другие песни, - то литературная основа нового диска была уже определена заранее. Стихи на этот раз принадлежали преимущественно не современным поэтам, а классикам (Сафо, ваганты, Гете, Мицкевич, Шелли, Верлен, Бодлер). Этот подбор из десяти стихотворений, определивший идейно-образную сторону сюиты, выполнила жена композитора - его друг и активный помощник Татьяна Сашко, ставшая, таким образом, продюсером диска, то есть человеком, определившим столь важную для любой пластинки ее внешнюю форму.

Что же составило эту поэтическую канву будущей музыки? Устами величайших лириков всех времен, от Сафо до Анны Ахматовой и кубинского поэта Николоса Гильена, в ней повествуется о круговороте жизни, о верности друзьям и красоте земной любви, о непреходящей ценности искусства - вечных, отстоявшихся во времени идеях.

Неожиданный прием: в четырех песнях из десяти автор заставляет звучать язык подлинника - "Доброй ночи" Шелли исполняется по-английски, "Сентиментальная прогулка" Верлена, "Сердце мое, сердце" Гете и "Посвящение в альбом" Мицкевича - по-французски и соответственно по-немецки и по-польски, наряду со строчками русского перевода. Чего добился этим композитор? Ну, прежде всего - особенной достоверности интонационной палитры. Но в большинстве случаев он просто стремился сохранить поэтическую точность подлинника. Так, например, в русском переводе верленовской "Сентиментальной прогулки" одна из строк звучит следующим образом -

Я шел, свою печаль
Сопровождая.

в то время, как у поэта сказано буквально - Я шел прогулять мою боль. что, конечно, имеет несколько другой, более жесткий привкус. Перевод смягчил, почти совсем снял этот оттенок душевного страдания.

Специального и подробного разбора заслуживает музыкальная сторона сюиты. В первую очередь здесь следует отметить отточенную стройность формы, ее "направленность" на слушателя. Так, первая вещь - "Я мысленно вхожу в Ваш кабинет" на стихи Волошина - это пролог к последующим событиям, обращение к теням великих.

В этой части сюиты демонстрирует свою работу инструментальный ансамбль Тухманова (Б. Пивоваров - гитара, А. Фельдберг - бас-гитара, В. Плоткин - ударные, автор клавишные интрументы и духовая группа ансамбля "Мелодия"). Основное настроение - тревога, беспокойство, настороженность. Обратите внимание на такую деталь - в этом эпизоде дважды прозвучит целотонная гамма - своего рода "гамма Черномора" на современный лад. В дальнейшем она еще несколько раз встретится в песнях сюиты, и каждый раз будет сообщать им оттенок призрачности, тревожной таинственности...

Вторая песня сюиты ("Из Сафо") и предпоследняя ("Смятение" на стихи Анны Ахматовой) - это одна и та же мелодия, только по-иному оркестрованная. Обе эти песни создают эмоциональную арку, стержень формы. Но если "Из Сафо" - чистая лирика, немного экзотическая, восточная в своей пластике, то "Смятение" - кульминация целого, драматический гимн неразделенной любви.

После ахматовской песни следует симметричный начальному вступлению эпилог ("Посвящение в альбом" на стихи Мицкевича). Внутри же "арии" из четырех названых песен расположены остальные шесть - шальные "Ваганты", две лирические баллады (песни на стихи Верлена и Бодлера), своеобразное драматическое ариозо ("Доброй ночи" на стихи Шелли) и два скерцо (песни на стихи Гильена и Гете). Обратите внимание на то, как точно и незаметно, едва уловимым "поворотом" оркестровки Тухманов каждый раз придает песне некоторую национальную характерность: звучание гитар, латиноамериканских ударных и флейты в песне на стихи Гильена, "бетховенские" симфонические выражения в гетевской песне или чисто польская ритмика мицкевичского "Посвящения"!

Если оркестровая сторона этой работы представляется бесспорной, то гораздо более дискуссионной выглядит сторона вокальная. Конечно, как и многое в этой сюите, пение здесь тоже экспериментальное: действительно, кто знает, как именно надо интонировать стихотворения Сафо, Верлена или Ахматовой, ведь все это - впервые! Не предъявляя молодым певцам, приглашенным композитором для записи этого альбома, слишком серьезных требований, констатируем лишь, что исполнение их в целом не выходит за рамки среднего профессионализма.

Мы ждем от Тухманова очень многого. Конечно, полет его творческой фантазии непредсказуем. Мы не знаем, что он пишет сегодня (он не любит раскрывать своих планов), что он создаст завтра. Но музыка, песни, альбомы-сюиты, появившиеся за последние годы, обещают многое. Вообще, творчество Тухманова - пример того, как "сложные" мелодии и "трудные" стихи оказываются доступными и нужными тысячам и тысячам друзей современной советской песни.

Аркадий Петров

Продолжение следует...

А вот что Тухманов рассказал в 2000 году о истории записи альбома:

... - Ваш альбом "По волне моей памяти" стал культовым: до него у нас не выходило концептуальных, проникнутых единым настроением дисков. Как вам удалось его выпустить?

- В альбоме не было ничего диссидентского, просто пластинка не вписывалась в стандарты того времени. Идея принадлежала моей первой жене Татьяне Сашко - она подбирала стихи. В отношении текстов все было в порядке: Бодлера и Мицкевича никто не запрещал. Что до музыкальной части, то перед записью материал должен был пройти худсовет. На прослушивании в студии фирмы "Мелодия" я сыграл песни в камерной манере, снизив до минимума роль барабанов и других рок-н-ролльных атрибутов. Когда приступили к записи, тоже старались не пускать посторонних. А когда показали уже записанное, нам и впрямь повезло: комиссия была настроена либерально. Но больше всего нам повезло, что выход диска совпал со становлением нового поколения. А уже вслед за молодежью пластинку приняла зрелая интеллигенция...